Введение в феноменологию Эдмунда Гуссерля - Роман Витольд Ингарден

не знаю, когда вижу вещи, но которые все же как-то присутствуют для меня и определяют мой способ поведения, а также то, что я собственно, вижу, слышу и как я это вижу. Они не имеют физической природы, они — не физические реальности. Гуссерль о них говорит совершенно ясно: текучие чувственные данные, которые я сейчас имею, суть реальные составные части переживания.139 Так получилось, что я провел вместе с Гуссерлем очень многие часы и я всегда ставил перед ним такой вопрос: это красное пятно на периферии моего зрения — действительно ли это «сознание»? Является ли оно переживанием? Имеет ли оно Я-структуру? Есть ли оно осуществление некоего акта? Является ли оно знанием о чем-либо? Гуссерль мне говорил: в одном я могу с Вами согласиться: данное ощущения не имеет формы Я (nicht ich-lich), оно чуждо Я. Напротив, акт имеет форму Я140. Акт, акт суждения, полагание, мышление, восприятие — все это истекает из моего Я, и я в этом не только участвую, но я просто живу этим, хотя и не тождественен с этим актом. Но это красное пятно, находящееся там, на периферии, или здесь, в центре, а также все, что изменяется в поле зрения — это нечто совершенно отличное от акта. Гуссерль согласился также, что они чужды Я, и тем не менее продолжал утверждать, что они — составные части, реальные части сознания. Почему? На это мне Гуссерль ответил так: ну неужели Вы думаете, что такие пятна, так сказать, сами разгуливают по миру? Конечно же нет! Но отсюда еще не следует, что они через акт видения или осязания так связаны с сознанием, что образуют с ним нечто целое, реальной составной частью которого являются. Или, иначе говоря: являются ли пережитые данные ощущения, которые я как-то получаю и о которых я — благодаря тому, что я их получаю — все же имею некоторое знание, в своем бытии несамостоятельными по отношению к моему акту восприятия? Ибо я должен был бы сказать: акты сознания по отношению к данным ощущения не являются несамостоятельными в своем бытии. Я могу осуществлять акты, не имея данных ощущения. Данные ощущения изменяются разнообразными способами, и тем не менее акт восприятия осуществляется как некая самостоятельная целостность. А может быть, наоборот? Может быть, дело обстоит так, что данные ощущения в своем бытии несамостоятельны по отношению к Я, то есть что они существуют только тогда, когда есть переживающее Я, когда есть некое переживание их? Тогда это следовало бы доказать, но доказано это еще не было. Тогда утверждение, что они суть «реальные составные части» сознания, разрешилось бы этим способом>.

По Гуссерлю, чистое сознание включает в себя акты, данные ощущений, а также выстроенные на этих данных смысловые единства, то есть «аспекты чего-либо». Разумеется, как показывает более точный анализ, имеются различные типы или ступени этих аспектов, которые более или менее выходят за пределы лежащих в их основе данных ощущений или же исполняются ими. Уже в 1914 г. я вместе с Гуссерлем и под влиянием Гуссерля понял, что здесь имеется множество «слоев» подобных аспектов, находящихся на все более и более высоких уровнях конституирования. Факты, которые здесь предстают, очень сложны, и разбирать их здесь невозможно. Но в отношении всех конститутивных слоев «аспектов» следует поставить один и тот же вопрос, а именно, действительно ли, и если да, то в какой мере они суть «реальные составные части» сознания. И относительно всех этих слоев аспектов на этот вопрос следовало бы отвечать отрицательно, пока не было бы показано, что все они по отношению к переживанию <субъекта> в своем бытии несамостоятельны. А как раз это до сих пор показано и не было.

Наконец, еще один вопрос, вопрос о полагаемой вещи, являющейся вещи. Когда мы в естественной установке переживаем упомянутые аспекты, нам дана вещь, например, эти часы: они показывают половину восьмого, они — физическая вещь, инструмент. И вот я провожу редукцию. Эти часы, эти реальные часы и после этого остаются в поле зрения, хотя я и осуществил редукцию. Гуссерль говорит, что все остается, как было, ничего не исчезает. Но саму вещь я редуцировал, теперь я не имею права делать о ней никаких высказываний. То, что остается, то, что мне еще доступно — это феномен часов, причем феномен не в смысле того или этого аспекта, но смысл этих полагаемых в созерцании или в восприятии часов, тех самых часов, которые я ношу вот уже 20 лет. Смысл, каким-то образом результирующий из большого множества опытов, в которых я узнал эти часы, сейчас полагается (vermeint wird) и приписывается вот этому реальному предмету, он налагается на это реальное, которое как будто бы здесь существует или предстает передо мной как существующее. Существует ли оно в действительности, я не знаю — да я и не имею права говорить об этом, прежде всего потому, что я провел феноменологическую редукцию. Но одно я знаю: у меня есть такое-то полагаемое; «полагаемое» — это само по себе не реальное, но лишь полагаемое реальным; полагаемое — это то, что Гуссерль называет вещью-ноэмой, т.е. «вещью в кавычках», как выражается Гуссерль; это cogitatum как таковое, с помощью которого я имею дело с реальным миром. Cogitatum, — совершенно ясно говорит Гуссерль, — неотделимо от моего переживания, в особенности, от моего восприятия, от всего многообразия <переживаний,> в котором оно себя конституировало. Cogitatum образует некое единство с cogitare — хотя и не то единство, которое существует между актами и актами, и не то единство, которое, по Гуссерлю, мнимо существует между Я и данными ощущения, Я и аспектами. Cogitatum трансцендентно, оно — не часть меня самого. И тем не менее, оно как смысл в определенном смысле все же есть часть всего переживания. Оно с ним, как говорится, связано. И если проследить, как определенное cogitatum конституируется в потоке сознания, т.е. если выяснить историю познания этих часов, то можно будет увидеть, что это полагаемое, предметный смысл этих часов, в определенном смысле постоянно изменяется. Чем богаче мое знание, тем более обогащается и изменяется смысл полагаемого предмета. Ведь эти «смыслы», предметные смыслы, ноэматические смыслы — это образования моего опыта. Они чувствительны к тому, что я переживаю в данный момент и что я при этом думаю, какие выводы делаю, какие анализы и какие синтетические образования при этом появляются. Ноэматический смысл в высшей степени зависим от меня: в зависимости от того, как я